Чтобы закончить характеристику личных качеств Мичурина, следует разобрать творимую около него легенду о том, что он якобы решительно отказался от продажи своих сортов в Америку и от переезда туда из патриотических соображений. Это упоминается и у Рубашевского (с. 56), и в Кратком философском словаре (см. цитату в начале § 25), и у биографа Мичурина Бахарева (Соч., т. I, с. 47). Правда, у того же Бахарева, как и у Рубашевского, есть указания, что наиболее ценные сорта американцы все-таки сумели вывезти в Америку, и Бахарев упрекает царский департамент земледелия, что тот в 1911—1913 гг. предоставил полную возможность американскому ботанику профессору Мейеру вывезти в США коллекцию мичуринских сортов, которые там культивируются уже под американскими названиями (т. I, с. 46). Наконец, на с. 70 того же тома Бахарев прямо пишет: «Большинство лучших мичуринских сортов царизм передал в США и Канаду». Очевидно, не без участия Мичурина, так как Мичурин не был никогда служащим Департамента земледелия.
Ознакомление с сочинениями самого Мичурина, в редактировании которых Бахарев принимал непосредственное участие, от этой легенды не оставляется и следа. Так, в письме А. А. Ячевскому в 1913 г. Мичурин пишет о посещении Мейера: «…в последнее свое посещение (8 января текущего 1913 года) вместе с одним из английских ботаников им сделано мне предложение от имени американского министерства о высылке в Америку всех выведенных мною новых сортов плодовых растений с описанием процессов выхода каждого из них. Но мы, на этот раз, еще не сошлись в условиях, о которых в настоящее время идет переписка. Дело в том, что я не нахожу для себя удобным, хотя бы по значительно повышенным ценам, ежегодно отправлять в Америку все новые растения самому и притом расценивать каждое растение отдельно. Поэтому я, со своей стороны, предложил им назначить постоянную ежегодную плату вообще за мой труд по выводке нужных им выносливых новых сортов плодовых растений и описание их происхождения, независимо от большего или меньшего количества новых сортов, растения которых пусть их агент приезжает каждый год и берет лично для отправки в Америку. Эти условия показались им трудно приемлемыми — говорят, что у них еще не было такого примера…» (т. IV, с. 483).
В письме к С. В. Краинскому того же 1913 года: «…не в продаже суть, продать-то можно гораздо выгоднее иностранцам, как это у меня имеет место с американским департаментом сельского хозяйства уже в течение около двух десятков лет, и вот в текущем году я получил оттуда предложение продать все без исключения выведенные мной новые сорта плодовых растений: им выгоднее продать, потому что они платят гораздо дороже. Но и они, как видно, переименовывают у себя растения, оказавшиеся годными для их местностей, и также о дальнейшей судьбе таких растений сведений получить нельзя» (т. IV, с. 486).
В том же 1913 году в письме к А. Д. Воейкову находим такие слова по поводу предложения американцев переехать к ним и вступления в члены ученого общества «Бридере»: «Конечно, бросить родину и тащиться в такую даль, да еще без знания английского языка — вещь трудно выполнимая и вряд ли я на это соглашусь, несмотря на соблазнительные перспективы, но вот, что касается продажи огулом всех новых сортов растений, — то это, предполагаю, будет возможно столковаться с ними» (т. IV, с. 49).
Наконец, в письме к Н. П. Бедро, датированным 1925 годом он пишет, что «ездивший ко мне в течение 18 лет до войны старший ботаник профессор Мейер в последний свой приезд в 1913 г. предложил официально мне от с.х. департамента Американских Соединенных Штатов переехать в Америку и продолжать мою работу в Квебеке с условием платы за труды 8000 долларов в год и отдельный пароход от Виндавы до Вашингтона давали для переезда меня и моего семейства.
Я, при моих летах и плохом здоровье, не мог сразу решиться на такой шаг, а затем, через полмесяца приехал придворный генерал и передал мне запрещение высших сфер выезда в Америку… обещая дать мне от казны средства на расширение дела в России, но ничего не сделали, а ограничились присылкой в течение года двух орденов, Анны и креста за заслуги по сельскому хозяйству с предложением переселиться в Петроград на службу в Сельскохозяйственный Департамент на 3000 годового жалованья, от чего я, конечно, отказался» (т. IV, с. 939).
Я не мог найти ни одного указания у Мичурина, подтверждающего созданную вокруг него легенду, но к приведенным выпискам можно сделать несколько замечаний: 1) Мичурин, очевидно, по памяти передал неточно: каким образом представитель Департамента Земледелия США мог предлагать Мичурину работать в Квебеке, которые (город и провинция), как известно, находятся в Канаде, а не в США;
2) непонятно каким образом «высшие сферы» в Петрограде могли узнать о желании (еще не состоявшемся) Мичурина эмигрировать в Америку и передать ему запрещение выезда; 3) Мичурин только предположительно говорит о переименовании американцами вывезенных от него сортов; в интересах восстановления приоритета мичуринцам следовало бы выяснить судьбу мичуринских сортов за границей: сколько из них сохранилось под своим именем и сколько под новым; мне лично такие сведения нигде не попадались.
Незадолго до смерти, в 1934 году, Мичурин так охарактеризовал отношение к нему до революции: «…до революции мой слух всегда оскорблялся невежественным суждением о ненужности моих работ§ о том, что все мои работы — это «затеи», «чепуха». Чиновники из департамента кричали на меня: «Не сметь!» Казенные ученые объявляли мои гибриды «незаконнорожденными». Попы грозили: «Не кощунствуй! Не превращай божьего сада в дом терпимости!» (так характеризовалась гибридизация)» (т. I, с. 602—603).