3) считает замечания редакции «дерзкими», пишет, что удивлен неуместным нравоучительным тоном редакции. Этот ответ Мичурина не был напечатан, но и в дальнейшем Мичурин продолжал печататься в этом журнале.
Мы видим, какую странную позицию занял Мичурин: письмо, адресованное в редакцию, не является частным письмом, и странно обижаться, что его письмо не «отредактировали». Издавна существующий и вполне справедливый обычай в научной литературе (да и не только в научной) заключается в том, что редактор не имеет права без согласования с автором вносить изменения в его статью, но редактор имеет право на примечания и не обязан смягчать выражения автора.
Эти обостренное самолюбие и обидчивость иногда в рукописях Мичурина находили совершенно своеобразное выражение. Не могу не привести одну из его мыслей без установленной даты написания (т. IV, с. 448): «…я не сетую на мнения так называемых авторитетов, относящихся отрицательно к моим работам по садоводству,, находящихся ныне на вершине своего самомнения: я читаю с состраданием их сочинения с жалкими заблуждениями, на которые их обрекает недостаточность их практических знаний».
С «состраданием» Мичурин относился и к тому, кого часто считают полным его аналогом: я имею в виду Лютера Бербанка. Не следует, конечно, думать, что Мичурин вовсе не признает Бербанка. Так, он пишет: «Нет ничего удивительного в успехах хотя бы того же Бербанка в Америке, о котором так много нашумели, потому что успехи его достигли таких размеров не от способов, примененных им в деле, а единственно от широкой материальной помощи, оказанной Бербанку как обществом, так и правительством, давшим возможность, не стесняясь размером материальных средств, поставить дело в широких рамках» (т. I, с. 262, статья 1911 г.).
В 1911 году Мичурин не отрицал успехов Бербанка. Но в 1932 г. деятельность Бербанка характеризуется как «торговая спекуляция и рекламные трюки» (см. т. IV, с. 243, а также в начале § 38).
Мичурин резко отделил свой метод от метода Бербанка, сторонника многотысячных посевов, что он считал глупым кладоискательством (т. I, с. 545). На с. 631 первого тома он указывает на быстрое исчезновение многих разрекламированных сортов и полагает, что многое, о чем писалось, существовало лишь в фантазии писателей. Мичурин резко критикует Бербанка за рекомендацию прививать черенки молодого сеянца к кроне взрослого дерева (т. I, с. 632). Еще в 1913 г. в письме к Ячевскому он пишет со слов американского ботаника Мейера, что знаменитый Бербанк оказался для американцев далеко не удовлетворительным (т. ГУ, с. 483).
Совершенно расходятся, с этими высказываниями Мичурина слова Лысенко (Соч. Мичурина, т. I, с. XI): «В царской России мичуринское учение глушилось. Такое учение не может по-настоящему развиваться и за границей, в странах капиталистических. Подтверждением этому может служить работа талантливого американского селекционера-плодовода Л. Бербанка. Правильные теоретические установки, полученные Л. Бербанком в результате его работ, ни при жизни, ни после его смерти не получили развития в условиях капиталистической Америки. Только в нашей советской стране мичуринское дело получило развитие и всенародное признание».
Видимо, Лысенко, будучи главным редактором, не позаботился как следует ознакомиться с сочинениями человека, выдвинутого им как знамя новой биологии. Но это, скорее, типично для советских главных и ответственных редакторов, по крайней мере, в научной области. Полезно разобраться в этих противоречиях.
Неверно ни то, что Бербанк пользовался большой материальной поддержкой со стороны правительства (Мичурин), ни то, что теоретические установки Бербанка не получили развития в Америке (Лысенко). Работа Бербанка была построена на коммерческих началах и была достаточно успешна, так как он работал в благодатном климате Калифорнии и не ставил столь трудных задач, как Мичурин. Я видел в библиотеке ВИРа в Ленинграде великолепно изданное описание результатов работ Бербанка в двенадцати томах; что же касается теоретических установок Бербанка, то он на новизну своих установок и не претендовал, работая классическими методами массового отбора («кладоискательство» по выражению Мичурина) и обычной внутривидовой гибридизацией. Кстати, большинство несомненно новых хороших сортов Мичурина получены именно старыми методами и очень многие из описанных сортов тоже оказались не оправдавшими возложенных ожиданий. По появившимся в печати данным сейчас и в американской литературе имеются работы, показывающие, что подобно тому, как у нас переоценили Мичурина, так и в Америке чрезмерно переоценили Бербанка, но эта литература мне сейчас недоступна.
Если в печатных произведениях Мичурин еще сохранил несколько осторожные выражения, то в опубликованных после смерти рукописях он постоянно применяет по отношению ко всем своим противникам такие выражения, как «профаны» (т. I, с: 334, 335, 544; т. IV, с. 320), «компилянсы» (т. I, с. 632), которые, по мнению Мичурина, в большом числе состояли при всех научных учреждениях (т. IV, с. 319), «полнейшая умственная близорукость и всесторонний кретинизм» (т. I, с. 333).
Характерна его заметка в рукописи, датированной примерно 1915 годом: «Зачастую читаешь статьи наших метафизиков и прямо поражаешься их нахальным беззастенчивым бахвальством. Всюду при всяком случае они стараются выставить на вид свои научные знания, всем и каждому настоятельно советуют поступать согласно науке, которой, в сущности, в нашем деле почти нет» (т. IV, с. 387). Между тем Мичурина вполне справедливо можно упрекнуть, что о настоящем научно-экспериментальном методе он имел самое слабое представление. Описания его расплывчаты, повторности вообще не существует, взаимная критика данных тоже. Все это он считает педантизмом, но настоящая наука без педантического соблюдения приемов научной методики невозможна.