О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 88

Никакой мичуринской биологии, конечно, не существует, и вклад Мичурина в общую биологию крайне невелик.

§ 39. Личные качества Мичурина

Я думаю, из изложенного достаточно ясно, что практическая и теоретическая деятельность Мичурина подверглась совершенно невероятному преувеличению в устах лиц, именующих себя мичуринцами, и наших официальных философов. Такой же идеализации подверглась и личность Мичурина. Во многом, конечно, личность Мичурина замечательна.

Он рано поставил перед собой большую и трудную цель, с огромным самоотвержением и упорством боролся за осуществление ее, несмотря на исключительные материальные трудности; вместе с тем он находил в себе мужество ясно осознать совершенные им ошибки и резко изменять направление работы, бросая часто результаты многолетних трудов. Эти качества действительно вызывают глубокую симпатию к Мичурину, и если называть термином «мичуринец» человека, обладающего этими качествами, то это название — почетное название. Совершенно несомненно также, что он с этими высокими качествами совмещал большую наблюдательность и разнообразные технические способности, позволяющие ему изобретать и конструировать необходимые для него приборы. Что же послужило причиной того, что результат его усилий, конечно, несомненно меньше того, что можно было бы ожидать? Здесь немалую роль играли отрицательные особенности его характера. Главное это, конечно, невысокая научная культура Мичурина. Как ясно видно из всего предшествующего изложения, Мичурин пользовался только обрывками научной литературы, да ему было, конечно, и некогда ее по-настоящему изучать; я имею в виду его дореволюционный период деятельности, но революция для него пришла, как для ученого, слишком поздно, хотя и с лихвой вознаградила за его труды. Он же был принужден работать для заработка не по специальности, а возделывание сада размером в несколько десятин и при том очень разнообразного — такая трудоемкая работа, что приходится просто удивляться, как он с этим справлялся. И невольно приходится сопоставлять Мичурина с тем, которого часто считают его антагонистом — великим Менделем: тот работал на крошечном участке земли, но работа его была тщательно продумана на основании критического знакомства с работами предшественников. Мичурин же, и это его главная ошибка, по существу, игнорировал то основное положение всякой науки, что каждый ученый становится на плечи своих предшественников: только этим и достигла современная точная наука своей поразительной высоты. Конечно, Мичурин воспринимал кое-что из науки, но, как правило, из вторых рук, что ясно показано из эволюции его отношения к Менделю в § 21: сначала он слишком поверил в действительность примитивных методов акклиматизации Грелля, потом перешел к гибридизации, всякий раз ожидая очень быстрых результатов, которые позволили бы ему получить средства, необходимые для расширения этого дела. Часто его ожидало при этом горькое разочарование (т. I, с. 32). И это не удивительно, удивительно то, как он смог сохранить энергию после столь жестоких разочарований. Но эти разочарования были обусловлены именно недостаточным знанием современного положения в науке. Его биограф А. Н. Бахарев пишет: «И если вопрос о гибридизации, как методе выведения новых сортов, сам по себе в те времена вызывал почти всеобщее недоверие и отрицание, то отдаленные скрещивания были самым смелым вызовом современной Мичурину науке и особенно тем ее представителям, которые отвергали Дарвина и с пеной у рта отстаивали неизменяемость видов, поповщину в науке» (Соч. Мичурина, т. I, с. 32).

Я не знаю, написал ли эту фразу Бахарев не подумав или он действительно не знает истории биологии, а ведь всякому хорошо известно, что гибридизму Дарвин посвятил целую главу в своем основном труде, и там он изложил основы наших сведений о гибридизации в середине XIX века. Дарвин не отрицал значения гибридизации в выводе новых сортов, но считал основным методом селекцию без гибридизации (в чем, конечно, ошибался): он там указывал на возможность и межвидовых гибридов и вообще отмечал трудности, почти невозможность отдаленной гибридизации.

Развитие теории гибридизации шло помимо Дарвина и вовсе не является прямым продолжением идей Дарвина. Практические же селекционеры, как животноводы, так и растениеводы, всегда широко пользовались этим методом; он применялся меньше лишь для многолетних растений. Работая самостоятельно, Мичурин получил интересные результаты, но, как было показано в предыдущих параграфах, не особенно заботился об их публикации. Здесь мы подходим к интересному вопросу об отношении Мичурина к публикации своих работ. Может быть, его работы отказывались печатать? Нет, он сумел напечатать большое количество статей в ведущих садоводческих журналах, что, очевидно, и сделало его известным в Америке. Но оказывается, он не находил нужным печатать многие свои работы, так как его не удовлетворял тот гонорар, который платили редакторы журналов: «Издатели и их редакторы не в состоянии выплачивать такой гонорар, который мог бы быть выгодным для лиц, серьезно занятых практическим делом садоводства. Нам решительно нет никакого смысла сидеть над составлением статей и затрачивать время, в течение которого каждый из нас заработает на грядах в саду в несколько раз более, чем он получит гонорар от издателя. Ведь нам, смешно сказать, платят гораздо дешевле, чем любому сапожнику за работу» (т. IV, с. 7). Совершенно то же он выражает и в письмах Краинскому и Пашкевичу (т. IV, с. 485—487, 498). Мичурину, видимо, не было известно, что в научных журналах дореволюционной России гонорара, как правило, вообще не платили, ученым даже приходилось приплачивать, если, например, редакция научного журнала отказывалась изготовлять дорогие клише. Публикация научных сообщений о своей работе есть потребность ученого, сопряженная с желанием поделиться результатом своих трудов, закрепить свой приоритет, гонорар же в данном случае имеет второстепенное значение. И если бы- как об этом пишет Мичурин, его главной задачей было изучение растительного мира, то он, конечно, не гоняясь за гонораром, сумел бы найти время в более спокойный период года, чтобы изложить свои воззрения, и, знакомясь с его работами, видишь, что все они страдают огромными дефектами в документации своих взглядов: тон изложения догматический (что, правда, ему не мешало свои догматические установки время от времени менять). Резко критикуя своих противников в тех статьях, которые он все-таки находил нужным публиковать, он крайне болезненно относился к деликатной критике своих выступлений. Любопытную иллюстрацию к этому можно найти в переписке его с журналом «Прогрессивное садоводство и огородничество» в 1907 году (см. т. I, с. 672—676). Редакция этого журнала обратилась к читателям с просьбой присылать поправки по существу ответов на вопросы, печатавшиеся в журнале, если эти ответы, по мнению читателей, окажутся ошибочными. Мичурин послал свое письмо (т. I, с. 162—164); оно было напечатано полностью в журнале, но к нему редакция поместила примечание, в котором позволила себе не согласиться кое в чем с Мичуриным. Примечание написано в совершенно корректном тоне и кончается такими словами: «Садовая периодическая литература поможет читателям оценить в трудах почтенного И. В. Мичурина то, что в них есть действительно полезного, неоспоримого, и укажет одновременно на его чисто субъективные взгляды, нисколько не помогающие выяснению вопроса. А. К. Грелль и его акклиматизационный сад безусловно сделали много для русского садоводства, и издевательства по адресу этого почтенного лица едва ли уместны». Кроме того, редакция упрекнула Мичурина в применении термина «несообразный». Как будто редакция сделала все, что нужно, и лишь воспользовалась своим правом на редакционное примечание. Однако ответ редакции крайне рассердил Мичурина, и он ответил письмом, копия которого помещена в т. I, на с. 675—676. Он протестует: 1) что его письмо, носившее частный характер, было напечатано без его согласия; 2) соглашается, что выражение «несообразное» не деликатное, но он думал, что эта угловатость частного письма должна быть сглажена редактором;