О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 59

И если мы посмотрим на столь ненавистную лысенковцам и поддерживающим их философам «дрозофилистику», то увидим там много данных и по теории определения пола, и по колебаниям доминирования, и по преодолению многих первоначальных заблуждений первого периода менделизма. Поэтому и работа с дрозофилами имеет законное место в общем плане науки, в особенности в наших университетах и других вузах, которые просто по педагогической нагрузке не могут непрерывно вести работу непосредственно с сельскохозяйственными животными и растениями. Впрочем, академик Митин в 1939 году думал совсем иначе, и перемена его мнения объясняется совсем не научными соображениями.

Также неверно утверждение Митина, что менделизм является антиэволюционным учением (Стенографический отчет, с. 223). Верно, что и учение об изменчивости, и менделизм могут строиться и изучаться вне всякой связи с эволюцией, но это вовсе не означает, что они отрицают эволюцию. В механике статика изучает законы, касающиеся покоящихся систем; значит ли это, что статика отрицает динамику? Или заодно с менделизмом запретить всю статику? От философа можно было бы ожидать большей логической грамотности.

Любопытно, что Митин, проникнутый столь благородным негодованием относительно бесполезных работ Дубинина с дрозофилой, сохраняет (как и все философы) полное молчание относительно работ лысенковцев о превращении подсолнечника в заразиху, сосны в ель, граба в лещину и других превращений, очевидно, по его мнению, имеющих актуальнейшее практическое значение.

Перейдем теперь к другой стороне вопроса. Предположим, говорят лысенковцы, что менделизм даже кое-что и объясняет в явлениях наследственности, но задачей науки является не объяснение явлений природы, а преобразование природы в интересах человека. Для того, чтобы разобрать этот довод, полезно рассмотреть те методы, которыми человечество пользуется для селекции полезных животных и растений. Полный обзор всех методов селекции уместно сделать в конце четвертой главы после разбора достижений Мичурина и Лысенко (в качестве итога всего разбора чисто научной стороны вопроса) Сейчас же я остановлюсь только на двух наиболее распространенных методах выведения новых сортов: непосредственный отбор и отбор после скрещивания вполне плодовитых между собой сортов. Первый способ вполне уместно назвать дарвиновским, второй — менделевским. Дарвину хорошо было известно, что многие породы животных и растений получались путем скрещивания, но, в связи со всей системой своих взглядов, выдвинувших на первое место принцип отбора, он в эволюции как природных организмов, так и одомашненных скрещиванию отводил более чем скромную роль. Сообразно своему пониманию отбора, он принимал, что действие его более или менее одинаково во всех случаях, везде он более или менее могуществен В это воззрение Иоганнсен внес существенную поправку, показав, что в генетически разнородных популяциях отбор несравненно более могуществен, чем в чистых линиях. Иоганнсен, правда, утверждал, что отбор вообще бессилен в чистых линиях, и здесь он, несомненно, ошибался; этот вывод, как нетрудно показать, вовсе не вытекал ни из теоретических соображений, ни из фактических, но подробный разбор этого вопроса в настоящем издании не нужен. Но в огромной количественной разнице действия отбора в популяциях и чистых линиях сомневаться нет никаких оснований, и заслуга Иоганнсена, указавшего это различие, останется навсегда. А в связи с одновременным новооткрытием законов Менделя это и привело к тому, что путь селекции с гибридизацией стали считать основным, а не второстепенным, как думал Дарвин. И успехи дарвиновского метода селекции стали объяснять не непосредственным «творческим» действием отбора, а лишь выделением лучших образцов из гетерогенной смеси, возникшей первоначально в силу гибридизации немногих биотипов. Из двух давно известных методов селекции центр тяжести переместился на менделевский метод. Поэтому совершенно правы лысенковцы, когда они утверждают, что селекция после гибридизации применялась в незапамятные времена, задолго до Менделя. В параграфе 11 первой главы я привел указание М. Ф. Иванова о селекции английских свиней Йоркширов простым английским ткачом Иосифом Тулей, не знавшим, конечно, ни Менделя, ни Дарвина (свиньи были получены в 1851 году за восемь лет до выхода в свет трудов Ч. Дарвина и за 14 лет до появления в печати основного мемуара Менделя). Поэтому, если отрицать значение Менделя только потому, что менделевские методы применялись задолго до Менделя, то, как же надо отрицать значение Дарвина на том основании, что дарвиновские методы селекции применялись задолго до Дарвина? Думаю, что этот подход неправилен. В науке — обычное явление, что многие положения, ясно сформулированные тем или иным ученым, бессознательно используются предшественниками и народными массами, подготовляющими чисто стихийно нарождение научной теории. Древнейшие люди добывали трением огонь, цивилизованные люди этим искусством уже обычно не владеют: значит ли это, что механическая теория теплоты ничего нового не дала? В истории Геродота-в рассказе об избрании на царство персидского царя Дария ясно видно, что конюший царя Дария умел использовать условные рефлексы; да и вся дрессировка животных, основанная на условных рефлексах, уходит в глубокую древность. Умаляет ли это заслуги И. П. Павлова, который отчетливо сформулировал теорию явления, используемого человечеством с незапамятных времен? Таких примеров можно привести бесчисленное множество. И в данном случае, отдавая должное и Дарвину, указавшему на простой искусственный отбор, и Менделю, истолковавшему явления гибридизации, мы должны сказать, что менделистское толкование стоит много выше дарвиновского: во-первых, оно не исключает дарвиновского, а включает его, а во-вторых, оно дает математическую, количественную теорию расщепления, чему был совершенно чужд дарвиновский подход (попытки современных дарвинистов вроде Р. Фишера существенно дела не изменили). Все направление современной классической генетики, только первым этапом которого было новооткрытие законов Менделя, подымает биологию на значительно более высокий методический уровень, чем тот, на который ее поставил Дарвин. И между развитием теории теплоты и развитием теории селекции можно провести аналогию, иллюстрирующую диалектический характер развития научных теорий. Несмотря на издревле известные факты получения тепла трением, возникла теория теплорода, игнорируя эти факты, но имевшая историческое оправдание и давшая математическую теорию термодинамики, формулы которой в значительной степени (как первое приближение) сохранили силу до настоящего времени. А затем творцы механической теории теплоты использовали старые факты на повышенном основании. Так и с селекцией: она издревле широко применяла гибридизацию, но эти факты не были использованы Дарвином, который в основу положил простой отбор. Эти взгляды сыграли свою историческую роль, но теперь должны уступить место той теории селекции, которая возвращается к старой практике селекции сознательно и на повышенном основании. Игнорирование же менделизма Лысенко и его последователями не означает преодоления его на повышенном основании (это должно быть задачей настоящих ученых), а является простым возвратом к старым взглядам, чистой реакцией. Подробнее об этом будет сказано в четвертой главе настоящей работы.