О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 31

За всякое, самое малейшее, признание правоты Вейсмана или Менделя или критику Лысенко лысенковцы щедро приклеивают противникам ярлык вейсманиста: очевидно, что этот ярлык с таким успехом может быть приклеен к самому Лысенко.

Из философских возражений против теории наследственности Вейсмана коснусь только возражения уже цитированного ранее, что противопоставление бессмертного вещества и смертного тела есть не что иное, как измененное противопоставление бессмертной души и смертного тела. Трудно поверить, чтобы столь резкое искажение взглядов Вейсмана могло получить столь широкое распространение. Вейсман всегда говорил о «потенциально бессмертном» наследственном веществе, между тем как бессмертие души всегда мыслится как актуальное бессмертие. «Потенциально бессмертный» — значит просто не подверженный естественной смерти. Большинство биологов считает, что органический мир в целом и отдельные линии организмов потенциально бессмертны, т.е. если не будет какого-либо катастрофического изменения условий существования, делающего жизнь вообще невозможной, то организмы могут развиваться беспредельно. Есть авторы, которые считают, что наблюдается «старение» и «естественная смерть» видов и других систематических категорий, но такие авторы составляют меньшинство. Если предполагать (как думали до Вейсмана и как думают многие современные биологи), что половые клетки могут возникать из различных соматических клеток, то, значит, всем клеткам свойственно потенциальное бессмертие и омоложение. Вот Вейсман и ввел ограничение: потенциально бессмертными являются, по его мнению, одноклеточные организмы и половые клетки многоклеточных. Таким образом, Вейсман не придает свойства потенциального бессмертия половым клеткам, а наоборот, ограничил это свойство (придаваемое антивейсманистами всем клеткам организма) половыми клетками. Такое непонимание совершенно новой вещи — один из многих вопиющих примеров непонимания лысенковцами и поддерживающими их философами самых простых данных и извращения всей истории науки. Упомяну из той же цитаты:

1) толкование наследственности Вейсманом воспринято от теории Менделя, но Мендель стал известен Вейсману только в конце его жизни; 2) «наследственность — это особое вещество»; 3) на той же странице говорится о неизменяемости наследственного вещества и о мутациях и т.д. (т.е. изменяемости того же наследственного вещества).

Теперь коснемся ответа Вейсмана на третью проблему: о возникновении наследственных изменений и о суммировании их в ходе эволюции. Здесь Вейсман взял тот фактор, который сам Ч. Дарвин считал основным в своей теории, именно естественный отбор, действующий на материале случайных, т.е. неопределенных изменений, и отбросил те факторы, которые сам Дарвин считал второстепенными, именно наследование приобретенных свойств. Что здесь Вейсман является прямым продолжателем Дарвина (а вовсе не антидарвинистом, как сейчас любят говорить), ясно из следующей цитаты самого Дарвина: «Во всей этой главе, да и в других местах, я говорил о подборе как о первостепенном факторе; однако его действие абсолютно зависит от того, что мы, по нашему невежеству, называем самопроизвольной или случайной изменчивостью. Пускай какой-либо архитектор вынужден построить здание из необтесанных камней, свалившихся с крутизны. Форма каждого обломка может быть названа случайной, однако форма каждого из них была определена силой тяжести, природой скалы и склоном крутизны: все это — события и обстоятельства, зависящие от естественных законов; нет, однако, никакого соотношения между этими законами и той целью, ради которой архитектор пользуется каждым обломком. Таким же точно образом изменения каждого существа определены неизменными и прочными законами: но эти законы не находятся ни в каком соответствии с той или иной постройкой, которая медленно сооружается могуществом подбора, идет ли речь о подборе естественном или искусственном. Если бы нашему архитектору удалось воздвигнуть прекрасное здание, пользуясь грубыми клинообразными обломками для сводов, более длинными камнями для притолок и т.д., то мы гораздо более восхищались бы его искусством, чем если бы он употребил камни, нарочно приноровленные для его цели. То же самое следует сказать о подборе, применяет ли его человек или же природа; действительно, хотя изменчивость абсолютно необходима, однако, если мы присмотримся к какому-либо чрезвычайно сложному и великолепно приспособленному организму, она опускается до совершенно второстепенного значения по сравнению с подбором. Таким же точно образом форма всякого обломка, которым пользуется наш воображаемый архитектор, маловажна по сравнению с его искусством» (Дарвин. Пангенезис. 1898. С. 178). Совершенно невозможно говорить о том, что Вейсман якобы извратил учение Дарвина об изменчивости и естественном отборе. Другой вопрос — правы ли Дарвин и его продолжатель Вейсман, придавая такое огромное (или монопольное по Вейсману) значение естественному отбору. Я лично и по этому пункту являюсь и антивейсманистом и антидарвинистом, но подробнее этого придется коснуться позже, вместе с сопоставлением учения Вейсмана с менделизмом и морганизмом.

§ 15. Менделизм

Приведем опять определение менделизма из «Краткого философского словаря» (4-е изд., 1954, с. 342):

«Менделизм — ложное, метафизическое учение о наследственности, созданное австрийским монахом Грегором Менделем в 60-х годах прошлого столетия и принятое современной буржуазной наукой о наследственности. Согласно этой теории, существуют законы наследственности, одинаковые для всех организмов от гороха до человека. Наследственные свойства (факторы) не зависят от изменения организма и условий его жизни, они переходят в неизменном виде от предков к потомкам в свободной, независимой комбинации, образуя случайную мозаику свойств.