«Задача марксистов и тут и там суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими «приказчиками» (вы не сделаете ни шагу, например, в области изучения новых экономических явлений, не пользуясь трудами этих приказчиков), — уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов» (курсив Ленина. — А. Л.).
В предисловии к одной из своих работ Лысенко пишет (15 декабря 1937 г.): «Было бы большим упущением не отметить участия, которое проявили бывший директор станции Н. Ф. Деревицкий и специалист И. Ю. Старосельский и которое выразилось в помощи в математическом подходе». Значит, Лысенко имел полную возможность хорошо изучить научную методику полевых опытов. Но он все дальше отрывался от современной научной методики обработки данных опыта и в дальнейшем обратился уже главным образом к Дарвину: «…в этом помог мне сотрудник нашей лаборатории И. И. Презент. Он показал мне, что истоки той работы, которую я делаю, исходные корни ее дал еще Дарвин. А я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем, что, к моему стыду, Дарвина по-настоящему не изучал».
Конечно, Дарвин был великий ученый, но ведь со дня смерти Дарвина прошло уже 80 лет, и считать главным методическим источником Дарвина почти так же странно, как если бы современный физик базировался в основном на методике двух великих гениев, Ньютона и Фарадея.
Если бы, при примитивности своей современной методики, Лысенко прислушивался к голосу критики — дело было бы еще поправимо. Но, например, в одной из своих последних работ Лысенко решительно отвергает как необоснованную и идеологически невыдержанную критику гнездовых посевов лесных полос со стороны работников Министерства лесного хозяйства и Академии наук, прежде всего академика В. Н. Сукачева.
Но этого мало. Прежние методические ошибки Лысенко можно было объяснить невежеством, зазнайством и нетерпимостью к критике своих взглядов. Эти свойства недопустимы, конечно, у любого ученого, а тем более у руководителя обширной научной организации. Но сейчас можно считать доказанным, что к ним примешивались деяния, чрезвычайно близкие к тому, что в Уголовном кодексе именуется подлогом документов с корыстной целью. На этот путь встал Л. Н. Гребень, фальсифицировавший произведения М. Ф. Иванова (см. § 11), но там, по крайней мере, оставались точки на месте исчезнувших «нежелательных» фраз. Сейчас пошли дальше. В пятом номере журнала «Агробиология» за 1952 г. появилась статья, где говорится о порождении ели сосной. Автор указывает, что этот случай был уже им истолкован раньше как результат самопрививки, но в свете трудов Лысенко о видообразовании этот же случай им толкуется как превращение сосны в ель. Конечно, каждый ученый вправе и даже обязан изменять свое толкование какого-нибудь явления, если новые или незамеченные ранее данные принуждают его это сделать, но, оказывается, в первой работе Авотиншь-Павлов ссылается на работу профессора Цупфера с показаниями лесника Вайзада, где прививочное происхождение этого сосново-елового образования было доказано документально. В рижской газете «Циня» от 31.03.1951 было опубликовано письмо «О честности ученого» группы преподавателей и студентов Латвийской сельскохозяйственной академии и Латвийского государственного университета. Авторы статьи в газете «Циня» спрашивают: «Где же искать причину того, что доцент Авотиншь-Павлов, который хорошо знал, что сосна-ель из Олайне образовалась в результате естественной самопрививки, сознательно подделал научные факты и опубликовал статью, обманывающую читателей, в научном журнале? Ответ может быть только один: доцент Авотиншь-Павлов подделал факты, чтобы создать дешевую сенсацию и удовлетворить свое честолюбие».
Но тут дело серьезнее, чем простое удовлетворение честолюбия Авотиншь-Павлова. Ведь эта статья была помещена в журнале, редактируемом непосредственно Лысенко, и в конце статьи помещено послесловие, где редакция решительно солидаризируется с автором, считает, что в пользу самопрививки нет никаких мало-мальски убедительных доводов, и данное автором толкование считает бесспорным. Ответственность за сознательный подлог несет, таким образом, и Лысенко.
Краткое заключение
Мне нет надобности подробно резюмировать выводы по каждому пункту в отдельности. Общее заключение можно свести к следующему:
1) Среди многочисленных практических предложений академика Т. Д. Лысенко трудно назвать такое, значение которого соответствовало бы высказываниям о нем автора предложений.
2) Ряд предложений не новы, мало эффективны и значение их чрезмерно раздуто; другие новы, но неверны; есть такие, которые, видимо, могут иметь известное значение в определенных условиях, но безоговорочное их применение приносит часто вред вместо пользы.
3) Все высказывания Лысенко проникнуты совершенно исключи-, тельным хвастовством, и по ряду вопросов уже можно утверждать, что данные им обещания выполнены не были; это, однако, Лысенко нигде и никогда не признает.
4) Многочисленные ошибки Лысенко не являются случайными ошибками продуктивного работника, а являются прямым следствием порочности всего стиля его работы, который можно кратко охарактеризовать как комбинацию невежества с вандализмом.
5) Достигнув в 1948 году монопольного положения в биологии, Лысенко продолжил идти по пути полной научной деградации, и этот период может быть охарактеризован наличием сознательной фальсификации данных Лысенко и некоторых работников его школы.