То же о равенстве, свободе и братстве.
Говоря о партийности культуры, можно спросить, а может ли быть беспартийной культура? Недопустима антипартийная (расизм, милитаризм, бунтарство по Бакунину и Нечаеву, эгоистический индивидуализм по Ницше, европейско-ницшеанская война по Уэллсу — первая мировая), но между двумя враждебными лагерями существует обширная нейтральная зона. Эта зона сокращается в период напряженной борьбы, и тогда ставится остро вопрос «или — или». Она расширяется после победы прогрессивного направления и постепенного изживания пережитков старого реакционного мировоззрения. В отдаленном будущем можно думать, что вся культура будет беспартийна, так как однопартийность и беспартийность — одно и то же (партия — часть, а не целое).
Уже во многих сферах исчезла партийность людоедов (а раньше такая существовала) — инки (партия многоженцев, партии сторонников существования ведьм).
О партийности культуры. 1955
Из речи главного министра штата Раджастана Мохан Лад Сукхадия, обращенной к Булганину и Хрущеву при их посещении Джайпура 8 декабря 1955 года («Ульяновская правда», 10.XII.55): «Героическая борьба ваших храбрых народов против сил тьмы во время второй мировой войны была встречена нашими соотечественниками с безмерным сочувствием и восхищением, хотя, к сожалению, в то время мы были лишь жалкими зрителями в порабощенной стране..», «Мы в Индии имеем великие старые традиции мира, терпимости, завещанные нам Махатмой Ганди, отцом нашей родины. Наш премьер-министр, следуя своим собственным путем, идет по стопам великого учителя».
Указывая, что гитлеризм — силы тьмы, Сукхадия, как и все индийцы и бирманцы и пр., высказал основное положение партийности — непримиримость по отношению к силам мрака: на Гитлера терпимость не распространяется. Наши философы думают, что терпимость не распространяется и на идеализм, а как с этим согласовать наше отношение к Индии и Бирме? Наши по-прежнему считают, что единственный путь прогресса — путь революции. Может быть, в России это верно, так как ослиное упрямство царского правительства делало невозможным переговоры с ним. Но Англия отказалась от Индии почти без борьбы (во всяком случае, без кровавой революции), Франция ушла из Индии тоже, и пример Великой Октябрьской революции заставит капиталистов быть умнее. Есть ли сейчас смысл говорить об обязательности революций? С другой стороны, всякая революция, всякая вооруженная борьба таит в себе грозную опасность: в ходе вооруженной борьбы необходим временный режим диктатуры, а он имеет тенденцию перейти в постоянный (эллинские тирании, испанская монархия, французские короли, наш Иван Грозный, Кромвель, Наполеон, Сталин). В Индии же, как будто, нет и тени диктаторского режима.
О партийности культуры
Разобрать все случаи возврата к старому и не на повышенном основании. В армии: чины, погоны, чинопочитание.
В районировании: создали большие области с округами, потом уничтожили округа, стали дробить области, и современные области, как правило, меньше старых губерний.
Монолитность партии, как она отдает монополией. История с Шукуровым (письма Юдахина); почтенного работника киргизская компания типа Самаганова и прочих держит в черном теле; честных Саманчина, Бектенова, Байджиева — посадили в тюрьму и продолжают господствовать.
Та же история в Ульяновской области, все по «Крыльям»: создается клика партийных карьеристов и под лозунгом монолитности они проводят свою монополию: травят Софрошкина, как непригодного для этой «честной» компании. Монолитность должна быть настоящая, в смысле приверженности подлинно прогрессивным принципам, и эта монолитность допускает постоянную борьбу и выставление нескольких кандидатов на выборах в партийные органы, а нынешняя монолитность приводит на примере Фрунзе и Ульяновска к подбору «монолитных» карьеристов, антисемитов и прочих.
См. мои заметки по поводу книги Неру «Открытие Индии».
Выписки из произведения Неру «Открытие Индии»
«Изучение Маркса и Ленина оказало огромное влияние на мое сознание и помогло мне увидеть историю и современную жизнь в новом свете. В длинной цепи исторических событий и общественного развития обнаружился некий смысл, некая последовательность, а будущее уже не казалось таким неясным. Практические достижения Советского Союза производили чрезвычайно глубокое впечатление. Мне часто не нравились и были непонятны некоторые явления в СССР, и мне казалось, что слишком много внимания уделяется приспособлению к требованиям момента и политике великой державы. Но, несмотря на все эти явления и, возможно, на некоторый отход от первоначального страстного стремления к совершенствованию человека, я не сомневался, что советская революция намного продвинула вперед человеческое общество и зажгла яркое пламя, которое невозможно потушить. Она заложила фундамент той новой цивилизации, которой может двигаться мир. Я слишком большой индивидуалист и слишком верю в свободу личности, чтобы мне могла нравиться чрезмерная регламентация. Однако мне казалось совершенно очевидным, что в сложном социальном организме свобода личности должна быть ограничена и что ограничение такого рода в социальной сфере является, быть может, единственным путем обеспечения свободы личности. Часто оказывается необходимым ограничить второстепенные свободы в интересах свободы в более широком смысле этого слова», (с. 24)
«…И вот тогда пришел Ганди. Он был подобен струе свежего воздуха, заставившей нас расправить плечи и глубоко вздохнуть; подобно лучу света, он прорезал мрак, и пелена спала с наших глаз; подобно вихрю, он все всколыхнул, и в первую очередь — человеческое мышление…