…Сущностью его учения были бесстрашие и правда и связанное с ними действие, всегда направленное на благо народных масс. В наших древних книгах сказано, что величайшим даром и для отдельного человека и для народа является абхай (бесстрашие) — понятие, включающее не только физическое мужество, но и отсутствие страха в сознании. На заре нашей истории Джанака и Яджнавалкья говорили, что вожди народа должны вселять в него бесстрашие. Но при владычестве англичан самым распространенным в Индии чувством был страх — всепроникающий, подавляющий, удушающий страх: страх перед армией, полицией, вездесущей секретной службой; страх перед чиновниками, перед законами, несущими угнетение, перед тюрьмой, страх перед безработицей и голодом, всегда стоящими у порога. Против этого всеохватывающего страха поднялся спокойный и решительный голос Ганди: «Не бойтесь!» — говорил он. Было ли это так просто? Нет, не совсем. Но страх создает призраки, которые ужаснее самой действительности; если спокойно разобраться в ней и быть готовым к любым испытаниям, становится значительно менее страшной…» (с. 385—386).
«Открытие Индии… Что же я открыл? С моей стороны было самонадеянностью воображать, что я способен раскрыть ее тайну и узнать, чем она является сегодня и чем она была в далеком прошлом. Сегодня она представляет собой четыреста миллионов индивидуумов, совершенно непохожих друг на друга и живущих каждый в своем собственной мире мыслей и чувств. Но если так дело обстоит в настоящем, то насколько же труднее постигнуть многообразное прошлое бесчисленных поколений человеческих существ.
И все же что-то связывало и до сих пор связывает их друг с другом, Индия представляет собой географическое и экономическое целое, культурное единство в многообразии, груду противоречий, связанных воедино крепкими невидимыми нитями. Хотя ее не раз побеждали, дух ее оставался несломленным, и сегодня, когда она кажется игрушкой в руках надменного завоевателя, она остается неукрощенной и непокоренной. В ней есть что-то неуловимое, что-то от древней легенды. Кажется, что какие-то чары владеют ее душой. Она — миф и идея, мечта и виденье и в то же время нечто реальное, осязаемое и ощутимое. Здесь можно увидеть и пугающие очертания темных коридоров, как будто уводящих назад, в первобытную ночь, но здесь же можно почувствовать полноту и теплоту дня. Временами она, эта дама с прошлым, ведет себя скандально и бывает отталкивающей, несговорчивой и упрямой, а подчас даже немного истеричной. Но она в высшей степени достойна любви, и никто из ее детей не может забыть ее, куда бы ни забросила их судьба, и какая бы необыкновенная участь не выпала на их долю. Ибо и в своем величии и в своих слабостях она — часть их, и они видят свое отражение в ее глубоких очах, бывших свидетелями стольких страстей, радостей и безумств жизни и глядящих в кладезь мудрости. Каждый из них тянется к ней, хотя, может быть, и по-разному объясняет причину ее привлекательности для него или же вовсе никак не может этого объяснить…»
(с. 619-620).
Рубль и почет
Считается, что при социализме труд — по способностям, оплата — по труду. Но соответствует ли современная оплата труду? Сравнить оплату медиков и писателей. Оплата бывает разная: что не доплачивается рублем, доплачивается почетом (слова В. Е. Ипатьева). Материальная заинтересованность и слава. Ученые, писатели, артисты — за свою хорошую работу получают славу, и надо, чтобы основным стимулом их деятельности была справедливо заслуженная, а не купленная слава. Напротив, крестьяне, рабочие, особенно служащие такого типа, как бухгалтеры, продавцы и прочие, не имеют стимулов славы. Их оплата должна исходить прежде всего из материальной заинтересованности. У нас же как раз наоборот: огромное вознаграждение получают писатели, отчего туда прет множество народу только за деньгами, а крестьянам, рабочим и прочим предлагается вознаграждение главным образом в смысле доски почета и других премий социалистического соревнования.
Минск, 30 января 1956
Есть ли свобода в СССР? Конечно, так как всякий, кто крепко усомнится в том, что у нас есть свобода, лишается свободы и тем самым безоговорочно доказывается, что у нас есть свобода…
Так как если бы ее не было, то невозможно было бы ее лишить.
Ульяновск, 27 февраля 1956
Правильно выдвинутый сейчас лозунг о том, что социализм может быть построен мирными средствами, приводит и к дальнейшему — что сейчас нам просто невыгодна революция в Западной Европе. И так как там она приведет в смысле питания к еще большим трудностям, чем у нас, повлечет обвинение СССР в империализме и даст нам лишние затруднения. Борьба за мир есть вместе с тем борьба за мирное построение социализма. Сейчас революция на Западе не только 1) невозможна, но 2) нежелательна и 3) вредна для СССР. Поэтому-то разжигание классовой борьбы, которое было свойственно прежнему марксизму, должно уступить место социал-гуманизму, синтезу марксизма и гандизма. Можно подать руку и социал-демократам, что было невозможно до победы революции в России.
Ленинград, 23 февраля 1956
Говорят, что XX Съезд впервые вернулся к ленинскому пути (Микоян). Верно, конечно, что сейчас ленинского духа больше, чем недавно, но XX Съезд проходит еще по-сталински, а не по-ленински. При Ленине была на каждом съезде ожесточенная борьба между разными членами съезда. Монолитность снималась не в смысле унисона выступлений, а в смысле того, что после решений съезда оппозиция должна была подчиняться решениям съезда и не стала бы оформлять фракционности. Сейчас же все заготовлено заранее и в сущности непонятно, зачем съезд: для декларации? Но это проще всего сделать путем публикации докладов. Можно было бы даже сделать резюме всех выступлений, не повторяясь об их согласии. Творчества на съезде не было.