О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 143

143

По сахарной свекле — относительно приличное положение и прекрасное в некоторых районах свеклосеяния (напр., в Киргизии): лучшее сравнительно положение свекловодства объясняется особенностями семеноводства этой культуры и недостаточным вниманием, проявленным Лысенко к этой культуре.

По хлопчатнику — блестящее положение в основных хлопкосеющих республиках: рост площадей, рост урожайности; урожайность у нас сейчас выше, чем где бы то ни было — средний годовой прирост урожайности за 43 года — 1,63%, за 25 нормальных лет — около 2,81% в год.

Исключение: полный провал попытки с внедрением культуры хлопчатника в новых районах: до полумиллиона гектаров. Эта идея оспаривалась Н. И. Вавиловым и полностью поддерживалась Лысенко, обещавшим вывести новые сорта в 2—3 года.

То же с чаем: прекрасное развитие (по площадям и урожайности) в Грузии и Азербайджане, полный провал в новых районах под «научным руководством» Лысенко.

В отношении цитрусовых то же самое — успех в субтропиках, полный провал культуры цитрусовых в Крыму под эгидой Лысенко: при этом было запущено крымское виноградарство и садоводство.

В виноградарстве и садоводстве урожайность низка, «мичуринская биология» оказалась совершенно бесплодной.

Решительно все культуры в тех местах и в те периоды, когда они подвергались особому вниманию Лысенко, показывают деградацию, напротив, все культуры вне его внимания процветают. Можно сказать, что « закон падающего плодородия почвы» оказывается справедливым в сфере деятельности Лысенко и решительно опровергается в культурных странах вне сферы его деятельности независимо от общественно-политического строя страны.

Краткий разбор всех его предложений показывает, что все они: а) как правило, не новы, а пробовались ранее и часто были забракованы; б) дельные в определенных условиях предложения в связи с проведением их во всех условиях оказались неэффективными; в) отсутствие правильно поставленного учета не допускало своевременного вскрытия ошибок.

Причиной такого губительного действия лысенковщины являются в основном даже не бесполезность его конкретных мероприятий, а полная дезорганизация селекционной, семеноводческой и опытной работы, учета и контроля результатов работы, соединенная с разнуздавшимся хвастовством, фальсификацией, клеветой на своих противников и политическими инсинуациями, т. е. нарушением основных признаков не только подлинной социалистической культуры, но и всей культуры.

Эта система сделала почти совершенно бесполезной работу агрономов, вызвала у Сталина преувеличенное представление о благосостоянии советского колхозника, что повлекло сокращение выдач на трудодень, лишило колхозника материальной заинтересованности и привело к пренебрежению самыми элементарными агротехническими требованиями, как, например, вывоз навоза на поля в Нечерноземной полосе.

Утверждение, что Лысенко не виноват в деградации нашего сельского хозяйства, так как ему кто-то «мешал», совершенно не обосновано. Ему действительно «мешали» Н. И. Вавилов с сотрудниками, но пока были эти «невежи», наше хозяйство прогрессивно развивалось. Когда же «помехи» по настойчивому требованию Лысенко (сопровождавшему эти требования клятвенными уверениями, что он отвечает за прогресс хозяйства, если помехи будут удалены) были действительно удалены, наше хозяйство пошло не вверх, а вниз; при этом никаких указаний на необходимость устранения новых «помех» (после 1948 г.) мы от Лысенко не слышали.

Подъем нашего сельского хозяйства настоятельно требует полной ликвидации лысенковщины; в отношении же самого Лысенко выдвигается необходимость психиатрической экспертизы.

Подробное обоснование настоящих тезисов дается мной в машинописной работе (около четырех печатных листов) под тем же заголовком.

§ 1. Введение

Положение на фронте биологической науки в СССР за последнее время как будто стабилизировалось. Правда, произошли весьма существенные изменения по сравнению с периодом 1948—1952 гг. Полностью разоблачен Бошьян, уже совсем почти не слышно об О. Б. Лепешинской. Сломлена монополия Т. Д. Лысенко в научно-исследовательских учреждениях и высших учебных заведениях. Большинство «менделистов-морганистов» получили возможность разрабатывать недавно отвергаемые отрасли биологии в хорошо оборудованных учреждениях при весьма активном содействии ряда выдающихся математиков, физиков и химиков. На научных биологических съездах и совещаниях лысенковцы оказываются в ничтожном меньшинстве. В печать же последние пять лет проникло большое число статей, резко критикующих преимущественно теоретические взгляды Лысенко. В высшие учебные заведения возвратилось очень много ученых, удаленных оттуда в 1948 году, и в некоторых вузах преподают классическую, так называемую менделистскую генетику. Положительное (а не ругательное) изложение менделизма и хромосомной теории проникло и в Большую Советскую Энциклопедию. Из учебников удалены «достижения» не только Бошьяна и Лепешинской, но и «новое в учении о виде». Появились новые журналы, как, например, «Биофизика», и в некоторых старых журналах произошла смена редакционных коллегий. Может создаться впечатление, что в биологии достигнут правильный синтез двух направлений: лысенковского и вавиловского; последний термин, пожалуй, не применялся, но он подчеркивает тот факт, что общепризнанным критиком Лысенко являлся до самого ареста в 1940 году незабываемый Н. И. Вавилов. Можно подумать, что оба направления имеют заслуги, делали и ошибки; устранением ошибок обеих направлений и синтезом положительных сторон мы можем получить «единое» биологическое направление, свободное уже от ошибок. Дальнейшая же полемика осуждается как проявление низменных сторон человеческой психики: мстительности, стремления к «реваншизму», карьеризма и других неблагородных побуждений. Это кажется тем более обоснованным, что в некоторых кругах нашего общества не сомневаются в крупных практических достижениях Т. Д. Лысенко и его школы. Это касается и тех лиц, которые критически относятся ко многим последним «теоретическим» высказываниям Лысенко. Напр., Олег Писаржевский в своей статье «Дружба наук и ее нарушения» («Альманах» — Год тридцать седьмой, третья книга 1954 г., с. 193—254) с восхищением вспоминает о расцвете колхозного опытничества и о свежем вихре свежих дел, ворвавшемся после 1948 года в душные комнаты менделистов (с. 198).

143