Гнев Гончарика и помещение его статьи в сборнике, конечно, вызваны признанием Лаврика, что после Мичурина дело вегетативной гибридизации плодовых не сдвинулось с места, несмотря на широковещательные заверения, в частности С. И. Исаева. Лозунг лысенковцев «не уступать ни пади», и мы знаем, что за умереннейшую критику Турбин был объявлен вейсманистом-морганистом; попало от Халифмана и Доброхвалову за совсем робкие критические замечания. Всякое окостеневшее учение отличается такой нетерпимостью к критике.
Несомненно, несмотря на субъективную склонность Лаврика к мичуринским взглядам, его статья наводит на сомнения. Но это же объективное значение имеет и статья самого Гончарика своим нежеланием вдуматься в то новое, что содержится в статье Лаврика. Мне статья Гончарика тоже принесла пользу, так как хотя я и ранее довольно внимательно читал сочинения Мичурина, но из статьи Гончарика я получил указание на работу Мичурина, которую он, очевидно, считает одной из основных в этом вопросе. Это работа «Ошибочное суждение многих ученых последователей по признанию возможности явления вегетативных гибридов» (т. 1, с. 388—395); она была написана в 1919 году, прочтена, как лекция, на уездном агрономическом совещании в г. Козлове в 1922 году, и при жизни Мичурина опубликована не была (т. 1, с. 678). Для доказательства наличия вегетативных гибридов Мичурин приводит шесть примеров, из коих пять основаны на единичных экземплярах или без указания на число, случай же за № 5 особенно интересен (с. 392): «В школе размножения на гряде окулированных грушей Бессемянкой сеянцев дикой лесной груши, один из привитых экземпляров еще с первого года своего роста выделился особенно частым расположением почек по всей длине однолетнего побега, между тем как остальные специфические признаки привитого сорта груши Бессемянки — форма почек, листа, окраска и толщина побега — были без малейшего изменения. Предполагая в полученной особенности строения роста прививки вегетационное влияние подвоя, случайно обладающего большой индивидуальной силой передачи своих свойств (подчеркнуто мной. — А. Л.), я для дальнейшего наблюдения высадил его из гряды на постоянное место, и действительно, выросшее дерево принесло хотя совершенно типичные по величине, форме и окраске плоды, не имеющие в этом отношении разницы с Бессемянкой, но мякоть их оказалась необыкновенно твердой и совершенно несъедобной; дурное последнее качество этому вегетационному гибриду, очевидно, передано от подвоя дикой лесной груши».
Лысенковцы любят утверждать, что между вегетативной и половой гибридизацией нет принципиальной разницы. Но при половой гибридизации гибрид получается вполне закономерно, а не случайно, как, по-видимому, во всех случаях, использованных Мичуриным. Однако, несмотря на такую слабую обоснованность правильности толкования этих случайных отклонений как проявлений закономерного явления вегетативной гибридизации, Мичурин пишет (с. 323): «…вопрос о несомненной возможности вегетативных гибридов считаю, достаточно исчерпанным; но, кроме того, из перечисленных фактов становится очевидным, что многие наши старые, давно существующие сорта плодовых деревьев под воздействием многолетнего влияния различных подвоев дикого вида и в особенности фигурировавшей в последнее полустолетие в роли подвоя дикой сибирской яблони, и плюс постепенного истощения почвы в садах и недостатка должного ухода, в большинстве сильно ослабели в силах, вследствие чего представляют собой благоприятную почву для массового развития различных паразитов, которые в последнее время являются в таком подавляющем количестве, что, несмотря на применение различных мер, в том числе и опрыскивания мышьячными составами, борьба с ними становится не под силу садоводам; продуктивность сортов, а следовательно, и доходность садов ежегодно падают и в перспективе недалекого будущего неизбежно должно последовать полное уничтожение садов» (подчеркнуто мной. — А. Л.).
Таким образом, ставится твердый прогноз о грядущей гибели садоводства (прогноз совершенно фантастический) и в объяснение этому плоду больного воображения приводится, как одна из важнейших причин, постоянно идущая вегетативная гибридизация. Но ведь в 1911 году тот же Мичурин (том 1, с. 180, 181; см. настоящую работу, § 30) воображаемую гибель в будущем садов объяснял завозом заграничных сортов растений, вместе с которыми были завезены особенно злые вредители, и тем, что заграничные растения в непривычных условиях слабели, хирели и заражали своими болезнями местную растительность. Это характерно для всего стиля рассуждений Мичурина: одному критически недостоверному явлению давать сразу или в разные годы совершенно произвольно придуманные безответственные «объяснения».
От Мичурина надо брать его энтузиазм в работе, трудолюбие и честность в признании своих ошибок, когда он их сознавал. Но никак нельзя подражать той необыкновенной легкости в мыслях, которая рассеяна во всех его работах, и тем более придавать всем его выражениям абсолютную авторитетность; последнее, конечно, недопустимо даже в отношении наиболее крупных и вдумчивых ученых.
Не могу не отметить здесь той огромной разницы, которая, получается от углубленного изучения подлинно крупных ученых и такого дилетанта в науке, каким является Мичурин. У крупных ученых при повторном изучении находишь незамеченные раньше мысли — зачатки идей, получивших более полное развитие у их последователей; такое впечатление получаешь от классического мемуара Менделя. У Мичурина, напротив, углубленное изучение способствует нахождению все большего количества противоречий и явных несуразностей, о чем будет еще речь впереди. Меня могут упрекнуть в изменении моего отношения к Мичурину. Это верно. До 1948 года я был знаком с трудами Мичурина по небольшому, толково подобранному С. Ф. Черненко, сборнику избранных работ (1941) и в особенности по чрезвычайно ясному и сочувственному изложению методов отдаленной гибридизации в курсе генетики Н. Н. Гришко и Л. H. Делоне. Поэтому, не закрывая глаза на многие слабые места в работах Мичурина, я считал бесспорным многочисленные практические достижения и, главное, его преимущество перед Бербанком в смысле разработки оригинальных и эффективных методов селекции. Так я и преподавал в курсе генетики, так выступал и публично. Колоссальная реклама, созданная после 1948 года, и бесцеремонность продвижения мичуринских сортов в Киргизии, где я работал, заставили меня подвергнуть критическому пересмотру наследство Мичурина. Внимательное чтение первого тома его сочининений показало огромное количество неувязок и противоречий, но в тот период, когда я писал первую главу настоящей работы, я был искренне убежден, что Н. И. Вавилов и его соратники действительно были виноваты в недооценке Мичурина. Более тщательное изучение работ Мичурина и заставило меня признать ошибочность этого взгляда. Сейчас шумиха, поднятая лысенковцами вокруг столетнего юбилея Мичурина, заставила меня обратить внимание на ряд недостаточно внимательно прочитанных мест: новые примеры исключительно низкого качества методического уровня мышления Мичурина.