О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 130

130

Долгушин указывает, что на основании опытов с рожью Лысенко добился отмены «закона» о километровой зоне изоляции сортовых посевов ржи, так как «этот, чисто менделистский, закон много вредил семеноводству ржи» (Долгушин, 1949, с. 23).

Такое понимание избирательности оплодотворения можно назвать чистой романтикой в биологии, и удивительно, что, утверждая необходимость «брака по любви» для пшеницы и ржи, Лысенко почему-то не добился возвращения романтики там, где она, безусловно, более уместна — при случке высших животных.

Но известно, что вредные вейсманисты-морганисты добились широкого внедрения искусственного оплодотворения и лишили радостей любви огромное количество коров, кобыл, свиней и пр. Нельзя не отметить по этому поводу высокого скотолюбия одного ревностного лысенковца, директора Ульяновского сельскохоз. института, В. Ф. Красоты, под руководством которого была проведена работа о желательности повторного покрытия одним производителем для получения более здорового приплода.

В § 23 второй главы уже было указано, что (словами академика Юрьева, весьма расположенного к Лысенко) межсортовое свободное опыление привело (как и утверждали менделисты) к потере сортов, и сейчас этот прием применяется только в селекции, но совсем не применяется в семеноводстве.

Но кто же оказался малограмотен во всей этой романтической истории, несомненно, принесшей немалый вред нашему хозяйству? Несомненно, сам Лысенко, не имеющий ни малейшего представления о теории вероятностей. Ведь менделисты утверждают об отсутствии, как правило, избирательного оплодотворения не на основании каких-либо идеалистических априорных представлений, а просто потому, что обычно результаты скрещивания при весьма сложных гибридах отвечают (не только качественно, но и количественно) гипотезе отсутствия избирательности при оплодотворении. А там, где факты свидетельствуют о наличии избирательности, там современные генетики охотно ее приемлют. Например, известно, что отношение при рождении мужского пола к женскому не равно точно 1:1, а несколько отклоняется в сторону мальчиков, примерно как 106:100. С точки же зрения хромосомной теории определения пола надо ожидать точно 100:100. Это объясняется тем, что «мужские» сперматозоиды обладают меньших размеров головкой, так как у них на одну хромосому меньше (чисто статистически пытались доказать двувершинность кривой распределения), и потому при одинаковых размерах органа движения, хвостика, они обладают несколько большей скоростью передвижения и потому быстрее добираются до цели. Есть данные, говорящие, что оба сорта сперматозоидов различно относятся к реакции среды и путем подщелачивания половых протоков некоторые гинекологи Германии перед второй мировой войной, по их утверждению, добивались безотказного получения мальчиков («Содовые мальчики»). Все это, конечно, очень дискуссионно. Я эти данные (а их можно было бы значительно увеличить) привожу только для того, чтобы показать, что никакой догматизации положения об отсутствии избирательного оплодотворения в современной научной генетике не существует: просто утверждают, — и это вполне соответствует фактам, — что, как правило, заметной избирательности нет.

И уж если говорить об априорном философском обосновании теории «брака по любви», то придется вспомнить Артура Шопенгауэра, пытавшегося объяснить непонятное (и неприятное для этого пессимистического философа) явление влюбленности тем, что природа внушает влюбленность парам, могущим дать самое многочисленное и жизнеспособное потомство. Утверждение, что брак по любви дает более жизнеспособное потомство, совершенно не доказано, но мысль Шопенгауэра, сколь бы странной она нам ни казалась, по крайней мере, гармонирует со всем духом его философии (мир, как воля и представление), которую, насколько мне известно, никто не считал материалистической. Но ведь Лысенко — материалист по своему положению. Как Папа Римский не может погрешать, говоря с кафедры, так и Лысенко не может говорить ничего, кроме стопроцентного и притом диалектического материализма, как бы это нам, мирянам, ни казалось абсурдным. Приходится часто вспоминать блаженного Тертуллиана и повторять на повышенном основании его слова: «Верую потому, что это абсурдно».

Поскольку мы уже дошли до римских пап, не могу не отметить, что предшественником Лысенко по пониманию оплодотворения является который-то Пий (кажется, девятый), специальной буллой категорически запретивший верующим католикам применять искусственное оплодотворение: как известно, некоторые гинекологи применяют его для преодоления некоторых случаев бесплодия у человека.

В тесной связи с вопросом избирательности оплодотворения стоит вопрос о количестве спермиев, участвующих в акте оплодотворения. Как известно, до Лысенко нормальным считалось слияние двух клеток — мужской и женской. Но вот послушаем Д. А. Долгушина (1949, с. 20): «В опытах с кукурузой, недавно произведенных академиком А. А. Авакяном, доцентом Н. И. Фейгинсоном и другими, получены факты одновременного оплодотворения яйцеклетки двумя и даже тремя отцовскими формами, что совершенно по-иному заставляет смотреть на акт оплодотворения, который везде описывается как слияние яйцеклетки только с одним сперматозоидом. Подобные факты показывают, что в оплодотворении участвует, во всяком случае, не одна мужская гамета. Это доказывает также отсутствие оплодотворения при опылении растений ограниченным числом пыльцевых зерен. Об этом говорит и щедрость природы, не поскупившейся на производство колоссального количества, казалось бы, излишней, никому не нужной пыльцы в каждом цветке, в каждой пылинке». Разберем внимательно эту цитату, она заслуживает этого.

130