Это место взято из основного теоретического труда Лысенко «О наследственности и ее изменчивости», и ему он, очевидно, придает большое значение. Любопытно было бы знать, поддерживает ли его и сейчас Турбин, который, как известно, расходится с Лысенко только по вопросу видообразования?
Теперь посмотрим, так ли «неграмотен» Н. К. Кольцов и так ли «грамотен» Т. Д. Лысенко в вопросе об обмене веществ у хромосом. Во избежание недоразумений могу сказать, что я отнюдь не являюсь единомышленником Н. К. Кольцова и полагаю, что цитированное им изречение неправильно отражает действительные отношения, но речь идет не о правоте или не правоте, а о грамотности или неграмотности. Платина в платинированном асбесте контактных сернокислотных заводов действует как катализатор, но в обмене веществ не участвует, так как остается неизрасходованной за много лет функционирования контактного аппарата. Вот так и полагают многие современные генетики в отношении действия генонем, так думает и цитированный самим Лысенко выдающийся современный (тоже, вероятно, «неграмотный» для Лысенко) физик Шредингер.
Но, может быть, Шредингер, будучи бесспорно грамотным физиком, оказался неграмотным биологом: сел не в свои сани? Может быть, то, что допустимо для физика, недопустимо для биолога? Наши начетчики так и думают, ссыпаясь на слова Энгельса, что обязательным условием жизни является обмен веществ, и что прекращение обмена веществ обозначает прекращение жизни. Что обмен веществ для активной жизни организма необходим, это, конечно, верно, но вполне допустимо, что в состоянии пассивной, или скрытой жизни (анабиоз) или для отдельных частей клетки обмен веществ может быть приостановлен. Опыты с семенами или инцистированными организмами, подвергавшимися длительному охлаждению при температуре жидкого воздуха и возвращавшимися к жизни, показывают, что утверждение о невозможности прекращения обмена веществ на определенный период есть дело личного убеждения, а вовсе не результат опыта. Конечно, и утверждать об абсолютном прекращении обмена при температуре жидкого воздуха мы не можем. Правильно будет сказать, что в этих условиях обмен веществ практически прекращается. И каждый естествоиспытатель имеет право высказать гипотезу о сокращении обмена веществ теми или иными частями организма, если эта гипотеза согласуется с фактами и помогает нам в продвижении по пути понимания процессов природы. Столь «неграмотное», по мнению Лысенко, утверждение Н. К. Кольцова имеет непосредственное отношение к представлению о хромосоме как о гигантской молекуле — весьма интересная гипотеза, хотя и вызывающая ряд серьезных возражений. А что обмен веществ в той или иной степени подвергается значительным колебаниям и вовсе не является вполне равномерным, это принимает и сам Лысенко в своей основной работе по наследственности и ее изменчивости.
Для объяснения того факта, что, несмотря на резкое варьирование родительских организмов, наследственность остается устойчивой, Лысенко пишет: «Частично это объясняется, как уже указывалось, тем, что измененные участки тела часто вовсе не включаются или в малой степени включаются в обмен веществ с теми звеньями процесса, в результате которого получаются воспроизводящие клетки» (Агробиология, 1949, с. 482).
Иначе говоря, половые клетки в своем формировании в значительной степени независимы от целого ряда изменяющихся частей тела. Это положение можно назвать умеренным вейсманизмом, так как до Вейсмана господствовало мнение, что все тело принимает участие в образовании половых клеток (например, гипотеза пангенезиса Ч. Дарвина, ламаркистские представления); Вейсман подверг эти представления во многом справедливой критике и, как свойственно всякому новатору, чрезмерно увлекся в значительной мере правильной идеей.
Это — не первое указание на то, что Лысенко, как будто полностью отрицая Вейсмана, наделе в большей или меньшей степени ему следует. На это в свое время указывал еще Н. П. Дубинин, но Лысенко решительно отверг эти «обвинения». Указывая точные цитаты, я выполняю просьбу Лысенко, выраженную им (еще в 1936 году) в следующих словах: «В общем, я просил бы своих оппонентов для общей пользы попытаться цитировать Лысенко и Презента не по своей памяти, которая иногда изменяет, а по нашим работам» (Агробиология, 1949, с. 220).
Утверждения об избирательности оплодотворения составляют важную часть мичуринской генетики (и не только в кавычках, см. § 36). Это было связано с идеями о преодолении бесплодия методом смешивания пыльцы, но, как показано в третьей главе, весь этот вопрос нуждается в серьезном критическом переисследовании, и сам Мичурин широко пользовался так называемым «насильственным скрещиванием». У Лысенко этой избирательности придается несравненно большее значение, чем у Мичурина: «Половой процесс также обладает избирательностью, и утверждение менделистов-морганистов о том, что оплодотворение происходит чисто случайно, конечно, ни в какой степени неприемлемо для людей, хотя бы мало-мальски грамотных в биологии» (Агробиология, 5-е изд., с. 344).
Это свое утверждение Лысенко подкрепляет результатами опытов, произведенных Д. А. Долгушиным с озимой пшеницей. «При свободном избирательном скрещивании кастрированных цветков 20 различных сортов получилось потомство более жизненное. При этом, как правило, по нашим наблюдениям, получаются семена, дающие растения, мало отличающиеся от материнского типа, конечно, при условии, чтобы была обеспечена действительная избирательность, т.е. чтобы было из чего избирать. Но зато из таких семян, как правило, получаются растения хотя и ненамного, но обязательно лучшие, более жизненные, более стойкие против климатических невзгод» (Агробиология, 5-е изд., с. 345). Долгушин так и считает: «Они являются результатом свободного подбора родительских пар, так сказать, «брака по любви». Потомство от таких браков всегда здоровое, крепкое, выносливое, поэтому и успех селекции более обеспечен» (1949, с. 20).