Для выработки такой теории и вообще для построения теории земледелия имеет огромное значение полное освоение нашего научного наследства, как в смысле критического разбора всех агрономических теорий, а не только травопольной системы Вильямса и научной переработки огромных архивов наших научно-исследовательских организаций — опытных станций, сортоиспытательных участков и т.д. Является совершенно неоправданным расточительством тратить огромные средства на содержание научно-исследовательских .учреждений и так поверхностно использовать полученные ими результаты. Все эти материалы нуждаются в тщательном научном «пережевывании», которое кажется столь неприемлемым П. П. Лобанову. Да, в 1948 году биологическую науку проглотили «без пережевывания»: результат очевиден.
Но мы не должны забывать и задачи «дальнего прицела»: наше хозяйство строится не на десятки, а на сотни лет. Поэтому известное место в работе наших опытных учреждений должна занимать организация длительных опытов по экспериментальной проверке различных типов севооборотов и для решения других вопросов. Несомненно большой интерес представляет поддержка бессменной культуры. Такие бессменные культуры имеются, насколько мне известно, на старейшей Ротамстедской опытной станции, велись они и у нас, на одной из старейших станций — Полтавской, но в 30-х годах они были прекращены.
Само собой разумеется, что лозунг «наука на местах» должен быть сменен правильной научной организацией сельскохозяйственной науки, совершенно невозможной при существующем руководстве Лысенко. Всегда, конечно, инициатива местных работников должна быть поддержана, но научная организация должна критически использовать эти достижения, аккумулировать их и передавать преемникам. Но перемены в персональном составе руководства недостаточно. Ошибки последних лет с ясностью показали необходимость следующих преобразований:
1) Усиление экономических отделов агрономической науки. Правильно поставленный Институт экономики сельскохозяйственной науки, умеющий оперировать всеми могущественными орудиями современной математической статистики — актуальнейший институт современности, потому что в конечном расчете экономика и должна контролировать пригодность всех намеченных мероприятий. И не случайно Лысенко препятствовал организации Института экономики во Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, на чем справедливо настаивал Немчинов (Стеногр. отчет августовской сессии ВАСХНИЛ, с. 475): он понимал, что организованный опытным статистиком институт сумеет быстро его разоблачить;
2) Реорганизация сельскохозяйственных и биологических вузов. Подлинно научная работа по полевой агрономии совершенно невозможна без хорошего усвоения математической статистики, которая подвергалась зажиму после 1948 года как политически неблагонадежная наука (благодаря связи менделизма с математической статистикой). Сознательное усвоение этой науки требует знания основ высшей математики и теории вероятностей. Для скорейшего усвоения достижений опытного дела желательно усиление связей с учеными, особенно учеными Англии (в первую очередь Ротамстедской опытной станции, на которой родился дисперсионный анализ Р. Фишера, и Кембриджского университета, с Национальным институтом сельскохозяйственной ботаники, где сейчас работает Р. Фишер), Швеции (в особенности знаменитой Свалефской станции) и Финляндии.
3) Расширение печатания научных трудов. До сего времени крайне недооценивается необходимость печатания всех научных трудов и притом не только в извлечениях, но и в полном виде.
Господствует взгляд, что печататься должно только проверенное, апробированное. Поэтому мы знаем, что диссертации печатаются как исключение, а авторефераты печатаются в ничтожном тираже и почему-то «на правах рукописи». Многие научно-исследовательские учреждения печатают ничтожно малую по объему продукцию и в научных журналах всячески стараются сократить объем статей. Решительный контраст наблюдается между настоящим временем и тем периодом, когда во главе ВАСХНИЛ стоял настоящий президент — Н. И. Вавилов. Несмотря на то, что тогда печатные возможности не шли ни в какое сравнение с современными, научная продукция ВАСХНИЛа была очень велика, в особенности в первые годы его руководства, когда еще не было того подозрения к науке, которое пышным цветом развилось в 30-х годах и привело к торжеству Лысенко. Достаточным для обоснования новых научных предложений стало считаться опубликование статьи в газете или ином издании вовсе не научного характера. Совершенно забывается, что всякое научное предложение должно быть основано на солидном материале и на правильной его обработке, так как неумелая или недобросовестная обработка может извлечь из добросовестного материала совершенно неверные выводы. Вот для возможности такой критики и необходимо публиковать не только выводы, но и послуживший для выводов материал, чтобы его возможно было подвергнуть новой обработке. Только печатание позволит составить настоящее представление о работе научно-исследовательских учреждений. Просмотр пухлых, ненапечатанных отчетов комиссиями совершенно не достигает цели.
Погоня за «апробированными» и «проверенными» данными не помешала проникновению в нашу литературу, как научную, так и популярную, огромного количества совершенно недоброкачественных произведений.
Соображения об экономии бумаги являются примером чисто плюшкинской экономии, так как научные работы не требуют массовых тиражей (для диссертации и научных отчетов достаточно 500—1000 экземпляров) и по сравнению с огромным количеством бумаги, идущей на так называемую художественную литературу, популярную и проч., расход бумаги на полное печатание научных работ составит ничтожную долю. При малых тиражах можно широко использовать фотокопирование по примеру нашего Института информации Академии наук СССР — отпадает набор, корректура и пр.