О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 44

Нодэн настолько запутался среди множества известных ему фактов, что в конце концов пришел к «закону беспорядочной изменчивости» (с. 88): «Растения дают столько индивидуальных вариаций, как будто узы, связывающие их с видовыми типами, разорвались и их развитие блуждает во всех направлениях. Именно это я называю беспорядочной изменчивостью».

Какие же «объяснения» давали ученые известным им фактам расщепления, доминирования и пр. Не кто иной, как сам Ч. Дарвин, которому был известен факт доминирования обычной формы львиного зева над пилорической и который нашел расщепление в отношении 88:37, объясняет появление родительской формы изменением в силе наследственности (с. 124). Такие же колебания противоположных сил принимает и Сажрэ (с. 165), которые совмещаются у него со смутными догадками о наличии комбинаций. О силе наследственности, зависящей от времени, говорит и Нодэн (с. 228, 326). Но ведь это «объяснение» вполне подобно «объяснению» врача у Мольера, объясняющего действие опиума наличием усыпляющей силы. Дело не в том, имеется ли особая сила наследственности или ее нет, а в том, что такое «объяснение» нисколько неспособно подвинуть нас в овладении явлением природы: оно абсолютно бесплодно. Мендель же своими законами ясно показал, что ни для расщепления, ни для возникновения огромного разнообразия второго поколения гибридов, ни для образования стойких новых комбинаций совершенно не требуется принятия каких-либо особых «сил наследственности», так как все прекрасно объясняется расхождением и комбинированием материальных элементов половых клеток.

И не следует думать, что Нодэн не смог разобраться в явлениях гибридизации потому, что не обладал достаточно логическим умом и талантом. С гораздо большим правом, чем на звание предшественника Менделя, Нодэн имеет право претендовать на звание одного из предшественников Ч. Дарвина (конечно, в отношении теории эволюции, а не в отношении теории естественного отбора).

Рассуждения его о виде, расе, генеалогическом дереве, принципе дивергенции при видообразовании оригинальны, ясны и последовательны и обнаруживают в нем талантливого, мыслящего биолога. И работа Нодэна была премирована и получила общее признание, но это не привело к серьезному научному прогрессу, тогда как посмертная слава Менделя привела к бурному расцвету новой науки.

До Менделя известны были многочисленные факты гибридизации: в общей массе их было гораздо больше тех, которые Мендель использовал для формулирования своих открытий, и многие ученые, которые занимались гибридизацией, были трудолюбивыми, честными и талантливыми людьми, и однако они беспомощно топтались на месте, не будучи в состоянии охватить одной идеей многообразие фактов. Как говорит Мефистофель в Фаусте:

Da hast du die Teile in einer Hand
Fehlt leidernur das geistige Band.

(Все части у тебя в руке,
отсутствует только духовная связь.)

Мендель и вдохнул новый дух в скопление фактов, и этот дух — дух точной науки, дух Коперника и Ньютона. И до Ньютона было известно и движение планет, и приливы и отливы, и падение яблока с дерева, но Ньютон «только» объединил все эти разрозненные факты единой математической теорией: сам принцип всемирного тяготения был выдвинут еще астрологами, не дававшими ему, однако, количественной формулировки. Но вся история неорганических наук показывает, что введение количественно формулированных законов приводит к совершенно новой, качественно отличной науке — один из прекраснейших примеров перехода количества в качество. Роль Менделя в учении о наследственности совершенно аналогична роли Ньютона в истории великого принципа всемирного тяготения (см., например, прекрасную историю этого принципа в книге Дюгема «Физическая теория»). Конечно, нельзя сравнивать трудность проблемы и широту охвата обоих ученых, но они оба — того же духа. И у Ньютона были предшественники, правильно формулировавшие основное положение теории (притяжение обратно пропорционально квадрату расстояния — Гук, Врен, Галлей), но только Ньютон в полном объеме развил теорию, которую его предшественники разработали лишь в отдельных частях.

Но среди биологов дух точной науки до Менделя сделал успехи только в области физиологии, в так называемой описательной биологии большинство ученых до сих пор противится проникновению математики, и эта враждебная атмосфера и неудача с ястребинкой и привела Менделя к прекращению его опытов. Но уже выше было указано, что во многих случаях Мендель предвосхитил ряд дальнейших открытий: принцип полимерии (Нильсон-Эле) — обоснование гомозиготности чистых линий (Иоганнсен) и т.д. В его работе есть и предвидение хромосомной теории определения пола, сформулированного потом Корренсом. Любопытно, что многие возражения против менделизма были им предвидены. Так, для своих опытов он выбирал только самые сильные растения (с. 243), так как слабые экземпляры дают ненадежные результаты и потому что не достигают цветения или потому что дают немного плохих семян. Этим Мендель показал, что он вовсе не считал безразличным условия содержания растений для получения доброкачественного потомства.

Тимирязев удивляется, почему наряду с менделизмом нет мильярдеизма? Ответ простой: потому что то, что Тимирязев называет мильярдеизмом, есть действительно регистрация любопытного нового факта, менделизм же — крупнейший шаг в деле поднятия биологии на качественно новую, высшую ступень.

8) Тимирязев не прав в оценке причин высокой оценки работ Менделя. Причина чрезмерно высокой оценки значения менделизма (не работы самого Менделя, которая, скорее, была недооценена, чем переоценена его последователями) заключается в том энтузиазме, который вызывает всякое новое достижение любой отрасли науки. После Лавуазье все пытались объяснить действием кислорода, прогресс в учении об электричестве приводил к попыткам все объяснять действием электричества. После торжества Октябрьской революции у нас М. Н. Покровский и его школа всю историю пытались упрощенно рассматривать с точки зрения классовой борьбы, совершенно игнорируя национальный момент, и т.д. Торжество эволюционизма, динамического подхода к биологическим проблемам и явилось одной из причин недооценки работы Менделя, касающейся, по существу, статистической проблемы наследственности, а не динамической. Работа Менделя появилась преждевременно и лишь в начале XX века, когда под влиянием кризиса филогенетических построений, успехов экспериментальной эмбриологии и цитологии в значительной степени угас эволюционный энтузиазм, Мендель нашел для себя благоприятную почву. Точному духу менделизма Тимирязев вполне сочувствовал, и потому он не мог отказать ему в научном значении, но он остался энтузиастом эволюционной идеи до самой смерти и, как мне хорошо известно, самым болезненным образом реагировал на какое-либо умаление роли Дарвина. Но полное признание эволюционной, динамической биологии вовсе не означает запрещения статической биологии. Если же, как у нас любят делать штатные философы, объявлять всякий статический подход к биологическим проблемам метафизическим, то почему в механике не ликвидировать статику, оставив одну динамику?