О монополии Т. Д. Лысенко в биологии - Страница 182

182

О монополии Лысенко. Гл. 7. Политическая сторона

О свободе науки и печати

Есть у нас свобода науки или нет? Говорят, есть: мы запрещаем печатать только вредные книги. А вы, говорят, защитники существующей системы, — значит, находитесь на стороне тех, кто предлагает неограниченную свободу комиксов, порнографической литературы, пропаганды расовой ненависти, милитаризма и прочее.

Может быть, в погоне за свободой печати не изымать из продажи математические книги со множеством опечаток, из-за которых могут быть большие ошибки в вычислениях (таблицы логарифмов) или медицинские справочники, где рекомендуются дозы, смертельные для человека, или отсутствуют наиболее эффективные средства лечения? Свобода печати не обозначает свободы печатания вредных, развращающих или просто мусорных книг. Никто не станет отрицать, что в СССР гораздо больший контроль за печатью и литературой, но это обозначает, что у нас нет лишь той разнузданной спекуляции растленной буржуазной литературой, которая имеет место на Западе. Там многое, что кажется выражением свободы печати, есть лишь просто разрешение или поощрение печатать литературу, служащую для создания «незримой паутины», сознательно развращающей массы или отвлекающей их волю от борьбы за улучшения уровня жизни трудящихся масс. И в биологию, в виде вейсманизма-морганизма, проникло такое квазинаучное учение, роль которого, как и религии — опиум народа. Разрешить эти учения — не значит осуществить свободу науки, а поощрить растление масс развращающими буржуазными учениями. Роль правительства — в очищении науки от вредной буржуазной скверны и допущение лишь очищенного, проверенного материала.

Вся теория существующей у нас системы редакционных коллегий, ответственных за каждую статью, обллитов, всевозможных комиссий и ученых советов и всей обширной системы фильтров, задача которых отцедить все вредное и оставить только кристально-чистую струю науки, свободной от всякой буржуазной примеси.

Эта система существует в отношении науки примерно с начала двадцатых годов, то есть около тридцати лет; она все время усовершенствовалась и достигла наивысшей строгости в период 1948—1952 гг. Результаты приведены в шестой главе: потрясающая халтура популярной и педагогической литературы, резкое ухудшение старых, далеко не первоклассных, но все же сносных учебников дарвинизма Мельникова и прочее (которые даже рекомендовались учителям уничтожить, что большинство со страху и сделало); надо проверить учебник Кабанова (анатомии).

Уничтожено множество литературы, преподавание биологии в средней школе — кошмар. По старой зловещей терминологии это — чистейшее и массовое вредительство. Чем все это объясняется? Позабыли основной лозунг: чувство меры есть чувство культуры. Забыли слова Ленина, что всякая правильная идея в чрезмерном развитии доходит до абсурда и переходит в противоположность: «заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет»… И в борьбе против обскурантизма и мракобесия создали новый обскурантизм и новое мракобесие. Ведь и Торквемада искренне стремился к благу своих пасомых и считал, что, борясь с еретиками, он просто искореняет вредное учение. Только он это не называл борьбой за свободу, хотя, впрочем, может быть, даже и употреблял «освобождение от козней дьявола»…

(в конце главы):

Год 1948 — год черной реакции, настоящей измены делу прогрессивной партийности и начало настоящей фашизации нашей страны.

Разрыв с Югославией: общепризнанно, что этот разрыв был полезен только для врагов мира и социализма.

Кульминационный пункт — фальшивых процессов, град казней(?). Ленинградское дело официально квалифицируется как фальшивка, и большого числа процессов разного объема, без всякого уведомления и печати и, по-видимому, тоже сплошь фальшивых. По крайней мере, налицо две категории фактов: бесследное исчезновение значительного числа лиц в этот период и восстановление огромного числа с полной реабилитацией, начиная с 1953 г. Фольклор (не тот фольклор, который собирался до 1953 г., а настоящий): «Говорят, Жюль Верна выпустили? — Ах, сейчас всех выпускают!..»

Можно приветствовать от всей души, что выпускаемые в огромном числе арестованные за этот период лица не амнистируются, как помилованные преступники, а реабилитируются, как пострадавшие напрасно невинные люди, но надо из этого сделать вывод, что с советской юстицией, как и во времена ежовщины, дело обстояло из рук вон плохо.

Нелепое раздувание борьбы с космополитизмом: несомненно, надо бороться за напрасно забываемых русских ученых, но у нас же дошли до сплошной фальсификации, и, кроме того, это привело к плановой организации волны антисемитизма через посредство пресловутых отделов кадров, завершившейся архипозорнейшим процессом «врачей-отравителей».

К действительному созданию железного занавеса: вся иностранная литература была объявлена подозрительной (современная) и был резко снижен уровень преподавания языков: теоретические предметы старших курсов, читавшиеся до этого года на соответствующем иностранном языке, были переведены на русский язык, чем, несомненно, снизился уровень преподавания.

Постановление ЦК того времени были фактически мнениями Сталина. И не бросим упрека членам ЦК, что они в обстановке террора, когда бесследно исчезали такие выдающиеся деятели партии, как Попков и Вознесенский, не возвысили голос против деспота. Апостол Павел трижды отрекся от своего Учителя — Христа, по свидетельству евангелия, но это не помешало ему стать одним из наиболее уважаемых апостолов христианства, а по мнению католиков, даже главой церкви. И все мы, беспартийные большевики, с радостью и гордостью воспринимаем те решительные шаги, которые на многих участках нашей жизни уже сделаны для исправления ошибок этого черного года.

182