3) при критике-не различались строго полевой и кормовой севообороты, а также игнорировалось указание Вильямса на овощное поле в кормовом севообороте (Вильямс, с. 219);
4) в полевом севообороте многолетним травам отводили гораздо больше места, чем требовал Вильямс;
5) обвинение, что Вильямс дал жесткую схему травопольного севооборота, решительно ни на чем не основано, так как в пределах i;ex ограничений, которые Вильямс накладывал на севообороты, осталась очень большая свобода маневрирования;
6) нечего и говорить, что при критике воззрений Вильямса у приведенных авторов совершенно отсутствует широта взглядов и систематичность мышления, которые так выгодно отличают сочинения Вильямса от большинства сочинений по аналогичным вопросам. Достаточно упомянуть и его интереснейшие идеи о едином почвообразовательном процессе, и соображения об исчезновении первого горизонта грунтовой воды как следствия бесструктурности почвы (Вильямс, с. 396), и экономический подход к вводимым им усовершенствованиям (с. 289, 302), и многое другое. Получается резкое противоречие между высказываемым цитированными авторами уважением к Вильямсу и тем фактически полным отсутствием уважения, которое выражается в невнимательном отношении к его работам. Значит ли это, что система взглядов Вильямса очень прочно обосновала, и что, кроме тех ограничений, которые предложил Мальцев, мы Никакой критики высказать не можем? Нет, не значит, а потому приступим к критике.
Существует мнение (оно проникло и в доклад Н. С. Хрущева 23 февраля 1954 г.), что Вильямс разработал травопольную систему земледелия, изучая главным образом Среднюю полосу России, и что его последователи, прикрываясь его именем, распространили его систему и на южные районы, где она совершенно непригодна. Что Вильямс работал главным образом в Средней полосе, это, конечно, верно, но он сам своей системе придавал универсальный характер. Мало того, хотя в разных вариантах травопольная система им предлагалась для всех зон, но особенное значение она должна была иметь именно для засушливого Юго-Востока. Главное значение травопольных севооборотов по Вильямсу — сохранение структуры почвы, что, по его мнению, влечет за собой высокие и устойчивые урожаи. Он считал, что бесструктурная почва приводит к стихийной урожайности, целиком зависящей от летних осадков, и в качестве доказательства привел рис. 23 о колебаниях средних урожаев пшениц по Бузулукскому району Чкаловской области за 67 лет (1866—1932 гг., с. 96). Урожай колебался от почти полного отсутствия до 100 пудов на десятину (15 центнеров на гектар), причем высокие урожаи были редки, а двадцать пять раз из шестидесяти семи урожаи были ниже 20 пудов на десятину (т.е. ниже 3 центнеров на гектар).
Структурная же почва, по Вильямсу, всегда обладает и максимальным количеством воды в каждом комке, и максимальным количеством пищи, и на такой почве кривая среднего урожая будет неизменно держаться на большой высоте (Вильямс, с. 108). Но на следующей странице, в доказательство такого полезного значения структурной почвы, Вильямс приводит данные не Юго-Востока, а опытного поля Петровской сельскохозяйственной академии, которым он заведовал 20 лет: «За двадцать лет средний урожай на одном из севооборотов, где в особенно детальной форме были осуществлены все меры поддержания структуры, равнялся 68 центнерам (410 пудам) ржи на гектар. Раз этого можно было достичь на опытном поле Академии, то и в современных условиях не вижу причин, почему нельзя этого же достичь в других местах. Главная наша задачу — поддерживать почву пахотного горизонта неизменно в комковатом состоянии» (с. 103). Поражают приведенные Вильямсом огромные урожаи: к этому нам придется еще вернуться.
Эти опытные данные и теоретические соображения и позволили высказать Вильямсу утверждения о существовании только одной системы земледелия (с. 437) и о том, что на настоящем уровне такой единственной системой является травопольная система земледелия (с. 441,446).
Но не следует думать, что Вильямс привел в пользу значения структуры почвы только данные Петровской сельскохозяйственной академии под Москвой. Он приводит и заимствованные из архивных данных урожаи при распашке целинных и переложных (иначе говоря, залежных) земель. Данные приводятся на с. 124—127, причем они не лишены противоречий, но в общем можно их свести к следующему. По старым данным удельного ведомства встречаются указания на урожаи до 100 центнеров пшеницы с гектара (с. 124). По Вильямсу, первый урожай зерновых хлебов по целине всегда бывает низкий вследствие огромного одностороннего избытка азота: поэтому, по Вильямсу, первый год на целине сеялись большей частью бахчевые растения, требующие большого количества азотной пищи. По перелогу же, где не скопилось еще много азота, можно сеять пшеницу самого высокого качества. Первый урожай достигал 80—90 центнеров, а на второй год урожай был не больше 30—40 центнеров (тоже не так плохо, заметим от себя) (с. 127). С’третьего же года получается стихийная кривая урожаев с большими размахами колебаний, целиком зависящими только от количества выпадающих дождей (с.. 127). Из всех этих слов и из всего сочинения Вильямса ясно видно, что задачей травопольной системы было именно создание устойчивых урожаев в засушливой зоне. Но обращают внимание огромные цифры урожаев: 30—40 центнеров, что, по Вильямсу, уж не очень важный урожай. Устойчивые урожаи при травопольной системе должны колебаться на гораздо более высоком уровне, не ниже 60 центнеров с гектара. Напомню, что на сессии ВАСХНИЛ 1948 года защитник Вильямса Хорошилов говорил об урожаях 30—32 центнера как о «небывалых».