Эволюция взглядов Мичурина по вопросу акклиматизации была независимой от эволюции взглядов зоологов, и тем знаменательнее, что она имела тот же характер от примитивных механоламаркистских представлений ко все большему отрицанию возможности направленного воздействия на природу растений. Неудивительно, что и его отношение к менделизму претерпело подобную же эволюцию, о чем была речь во второй главе (§ 21). Для меня нет сомнений, что это не окончательное решение вопроса, а решение лишь в первом приближении. Надо работать над этой интереснейшей проблемой и дальше, но задача, очевидно, не из легких; весьма возможно, что по трудности она окажется аналогичной задаче расщепления атома. То же, «легкое решение задачи направленной эволюции», которое предлагается Лысенко и его сторонниками, не является ни направленной эволюцией, ни мичуринским направлением в биологии, а чистым глумлением над наукой.
Любопытно посмотреть, как эта совершенно ясная эволюция взглядов Мичурина излагается философом Рубашевским в его специальной монографии о философском значении работ Мичурина.
Смена взглядов Мичурина изложена им в общем правильно, хотя и не полно, но к этому добавлены философские комментарии. Оказывается (с. 32—38), «среди ботаников, придерживающихся в общем метафизических взглядов на растительные организмы, мы находим в России два направления. Согласно первому направлению, человек совершенно не может изменить природы растений, потому что она извечна… Представители этого направления отрицали возможность изменения растения под действием условий внешней среды. В русских суровых климатических условиях, учили они, не могут произрастать западноевропейские южные плоды, обладающие тонким вкусом, ароматом и красивой окраской» (с. 32—38). Эти воззрения выражали, по мнению Рубашевского, такие крупные и разнообразные по роду деятельности ботаники, как Эдуард Регель, основатель плодового и дендрологического сада в Петровской академии Р. И. Шредер, известный ботаник-лесовод профессор Г. Ф. Морозов и другие. Сообразно своим взглядам они считали (Макс Лейхтлин), что акклиматизации в действительности не существует. Шредер и другие категорически отрицали возможность вегетативных гибридов, хотя допускали влияние карликовых подвоев яблони на прививки.
Другое направление (по Рубашевскому, в главном прогрессивное) принимало возможность акклиматизации южных сортов, принимало возможность вегетативных гибридов. Его придерживались А. К. Грелль, Л. П. Симиренко и другие (с. 34). Рубашевский признает (с. 37), что теория и практика акклиматизации Грелля оказали отрицательное влияние на Мичурина в начальный период его деятельности и что греллевский метод был ошибочным. Однако он считает, что «это направление в целом развивалось по правильному пути, ведущему к материалистическому пониманию возможности приспособления растений к новым условиям внешней среды» (с. 37). Оказывается ошибочность теории Грелля в том, что «эта теория была метафизической, она не брала растительные организмы в их развитии» (с. 172).
Таким образом, если следовать Рубашевскому, то выходит, что все ботаники-плодоводы были метафизиками, но одни из них были особенно заядлыми метафизиками, а Грелль со сторонниками — тоже метафизики, но менее вредные. Ну а к какой же категории отнести Мичурина? К диалектикам? По классификации Рубашевского, вряд ли, ведь Мичурин пришел к отрицанию акклиматизации, и некоторые его высказывания зрелого периода вполне «метафизические»: «… ни один вид или разновидность каждого растения (а в данном случае каждый сорт плодового растения) не могут изменить строения своей формы, выработанной ими давно и в течение многих лет уже закрепившейся, приобретшей полную устойчивость против изменения от влияния каких бы то ни было посторонних воздействий, в том числе и от всех различных способов, применяемых человеком при размножении растений вегетативным путем, т.е. прививкой, отводками, посадкой черенками и тому подобное» (т. 1, с. 344, 1917 г.).
Таким образом, в «философском» освещении развитие теории акклиматизации шло в форме борьбы двух метафизических школ, из которых более «прогрессивная» и более материалистическая оказалась ошибочной, и представитель наиболее материалистической теории Мичурин, сам, выражаясь языком наших философов, «скатился в болото метафизики». На самом деле к спору наших плодоводческих школ философия никакого отношения не имеет и, несмотря на свою «метафизичность», такие деятели, как . Э. Регель, Шредер, Морозов и другие, поработали немало и немало способствовали развитию русского плодоводства и лесоводства. А что же делали современные «настоящие диалектики»? Они не имеют даже права сказать подобно крыловским мухам: «И мы пахали». Они должны сказать: «А мы мешали… и получили за помеху Сталинские премии».
У старых наших ученых были, конечно, и ошибки, но в то время не было еще менделевской генетики и правильное истолкование многих явления было невозможно. Но цитированная выше фраза Рубашевского содержит грубейшее извращение истины. По мнению Рубашевского, все представители первого направления считали «извечность» и неизменяемость природы растений; при этом он приводит цитату из работы Регеля «Русская помология», со ссылкой на творца. Но эта цитата относится к 1868 году, вскоре после выхода книги Дарвина; возможно (хотя я в этом не уверен), что Регель остался креационистом, но Рубашевский сюда же относит и Г. Ф. Морозова. Последний и печатно, и в личной беседе был убежденнейшим, хотя и недогматическим дарвинистом, и поэтому ни в какой степени не может считаться «метафизиком», значение его в деле развития лесоводческой науки очень велико.